Михаил Ландер
капитан дальнего плавания, ветеран Второй мировой войны,
лауреат премии журнала «Флорида» – 2003г.
Каждая встреча с читателями для меня важна, ваши вопросы будят мою память. Но я всегда избегал вопросов о личной жизни, хотя их задают довольно часто. Может, все же стоит рассказать о себе подробней? Поделился этим с редактором «Флориды», он пожал плечами: а почему бы и нет, конечно, расскажи о себе.
Ну, что ж, чтобы удовлетворить любопытство уважаемых читателей, приоткрою некоторые страницы личного.
После окончания войны я с блестящей характеристикой был зачислен в плавсостав Черноморского морского пароходства. Старинное здание, где оно родилось, стало тесным и расположенный на первом этаже отдел кадров отселили в новое здание – через дорогу, рядом с оперным театром. Здесь же находились балетная студия театра и курсы стюардесс, буфетчиц и поваров для ЧМП. Все это разместилось вокруг театрального скверика со знаменитой скульптурой «Лаокоона». Кто-то из шутников надевал на него трико с дыркой, откуда торчали мраморные гениталии древнегреческого жреца.
Это место облюбовали моряки резерва, ожидающие назначения в рейс. Здесь же, на глазах несчастного Лаокоона и его сыновей, происходили многочисленные знакомства моряков с девушками. Часто эти знакомства перерастали в семейные отношения – счастливые, удачные или, увы, не очень.
Вскоре неподалеку открылся Клуб моряков. Одесситы прозвали его клуб ВУЗ (выйти удачно замуж).
Но меня ни сквер, ни клуб не интересовали. Я только-только вернулся с войны, мне мечталось работать на гражданских судах и посмотреть мир, а вовсе не жениться. Почти сразу, как переодел китель морского офицера на гражданский, стал на учет резерва. Мне повезло: не прошло и месяца, меня направили младшим помощником капитана в Англию на приемку трофейного парохода «Краснодар» – бывший «Пернабуко». На нем я сделал два рейса в Америку и снова угодил в резерв.
Не удивительно. После войны на Черном море пароходов было мало. Поэтому, когда мне предложили контракт в Мурманск на два года, я согласился. И… застрял на 17 лет. Север засасывает. Зато здесь я прошел высшую школу становления под руководством опытных капитанов.
С моей будущей женой я познакомился в свой первый отпуск из Мурманска. Проводил я отпуск, конечно же, дома, в Одессе. Как-то я пригласил родителей в Клуб моряков на американский фильм «Серенада солнечной долины». Очередь в кассу была огромной. По действующему тогда правилу, я мог по паспорту моряка получить вне очереди четыре билета. А нас было трое. И вдруг мама увидела в очереди молоденькую курносую девочку с ребенком на руках и предложила ей билет. «Если вас с ребенком пустят», – сказала мама. – «Что вы, что вы, – покраснела девушка, – это не мой ребенок, соседка попросила погулять. Я сейчас отнесу его домой».
После кино, мы пригласили девушку в кафе «Фанкони». «Спасибо, но я должна спросить маму», – сказала она. После кафе я проводил ее домой. Через неделю я познакомился с родителями Розалины, а еще через месяц увез ее в Мурманск.
Свадьбы у нас не было. Розалина была очень красивая, не по годам мудрая и практичная, прекрасная хозяйка и подруга. Я любил ее безумно. Но она рано ушла из жизни, оставив мне сына и дочь, которых практически воспитала сама, ведь я был всегда в море.
Когда уходят родители, – это неизбежно и больно. Но когда рано уходит любимая женщина – это трагедия. У меня словно по живому отрезали половину. Но я удержался, не запил и не тронулся мозгами. Разъехались дети, на память остался черный мраморный обелиск с надписью «Спасибо, что была».
В Одессе, кроме ежедневного посещения кладбища, меня ничего не удерживало. Правда, друзья искренне предлагали мне «переболеть», жениться и начать второй этап жизни. Была попытка. Но, как говорят китайцы, склеенная тарелка хранит след. Об этом, кстати, мой давний очерк «Запах лаванды», опубликованный в «Флориде» девять лет назад.
В общем, я продал квартиру, машину с гаражом и вернулся в Германию дорабатывать контракт. И вовремя –тут же развалился нерушимый СССР. Вскоре разворовали Черноморское пароходство, возвращаться было некуда и незачем. Оставалась только тоска по родному городу, по прежней жизни.
Этот сон yже не раз мне снится,
на зарнице полусонной дремы,
будто луч врывается в темницу,
открывая в юность мою двери.
В город, где давно уже я не был,
где я потерял свою жар-птицу,
и глаза, глубокие как небо,
со слезами на ее ресницах.
Ее имя связано с цветами,
нет ее прекраснее на свете,
счастье ,что хранили мы годами –
сладкий сон, пропавший на рассвете.
Но неумолим закон природы,
пробуждая солнце на востоке,
убегают безвозвратно годы,
как и мной написанные строки.
Особым рвением обустроить мою жизнь отличалась моя сестра Алла, жившая в Москве. Я регулярно прилетал к ней на несколько дней, если разгружались в Ленинграде или Таллине. Алла жила на Тверской в знаменитом Доме композиторов. Окончив в свое время престижную «Гнесинку», она быстро продвинулась в концертной деятельности, потом преподавала в консерватории. Ее коньком были джазовые композиции, их играла она виртуозно. Гордилась орденом «Знак почета» и званием «Заслуженный работник культуры», прозванный артистами «засрак».
Сестра имела обширный круг знакомств среди актеров и музыкантов и специально для меня в своей огромной квартире устраивала вечерние посиделки. Рядом на этаже жил Максим Дунаевский. Каждый вечер он приходил с новыми пассиями и говорил: «Капитан Кукландер, знакомься с аборигейшами». Заглядывал на огонек и Евгений Петросян с неизменным тортом из мороженого. Познакомился я и с жившим в соседнем подъезде Никитой Богословским. Однажды утром, выгуливая собачку, он подошел ко мне и шепнул на ухо: «Капитан, вы надели галстук наоборот». – «Спасибо, – ответил я. И начал было поправлять галстук, но вовремя вспомнил, что на мне спортивный костюм. Богословский любил розыгрыши. Там же я познакомился с прекрасными актрисами – Наташей Селезневой и Ириной Муравьевой… Это был яркий, интересный, необычный для меня мир московской богемы.
Но однажды… Как то утром, когда сестра ушла в магазин, кто-то постучал, и я открыл дверь. Вошла женщина – такая красивая и откуда-то знакомая, что я растерялся, как юнец, мучительно вспоминая ее имя. «Вы кто? – спросила она, смущенно запахивая свой халат. – «Родной брат Аллы. А вы тоже Алла!», –вспомнил я. – «Да, Алла я, только шея старая и зовите меня Аля, – засмеялась она. – Я зашла попросить несколько сигарет». Хотя моя сестра не курила, но сигареты для гостей держала. Я протянул ей пачку «Мальборо». «Ого! – удивилась Аля. – Богато живете». – «Профессия позволяет», – ответил я. – «Большое спасибо и рада познакомиться. Не знала, что у Аллы такой брат».
Так я познакомился с очень известной и популярной на всю страну киноактрисой.
«Да ты что, и не вздумай ухаживать. После смерти мужа (тоже популярного киноартиста), она уже много лет стала затворницей».
Так как я на другой день улетал, я набрался нахальства пригласить Алю поужинать. К великому изумлению сестры, она согласилась, при условии выбрать не людное место. Мы поехали в Новогиреево, и я вернулся под утро…
Ради нее я прилетал в Москву несколько раз. Сестра удивлялась: «Не пойму, почему она клюнула на тебя, это птица высокого полета». – «Наверное подобрал нужный корм», – сказал я.
Никогда я не приходил к Але без цветов. Однажды я привез ей знаменитые духи «Шанель №5», набор перламутровой помады и коробку французского белья «Лонет», где было все от пеньюара до комнатных туфель и ее любимые зерна кофе «Мокко». В то время это был дорогой подарок, особенно для артистки, ведь большинство жили очень скромно. «Такой интим мне еще никто не дарил, – сказала она. – Спасибо, что не трико». – «Не понял юмора», – ответил я. –«Ты еще многое не понимаешь» – засмеялась она. И я почувствовал, что между нами легла трещина.
«Что же тут удивительного? – сказала сестра. – Время тяжелое, ее надо взять на содержание, ясно, что за красивую женщину надо платить». Слушая сестру, я вспоминал святое капитанское правило о близости с женщиной: «Прежде чем выключить свет, включи мозги!». Я включил. И вовремя: меня перевели в группу «Оушенрайзе», где заходы в порты Европы были редкостью.
Четыре рейса на Кубу и длительные стоянки в ожидании выгрузки привели меня к знакомству с молодой кубинкой – экскурсоводом морского музея. В благодарность я подарил ей флакон духов «Зорро». Был полдень, наступало время сиесты, и мы присели под навесом, заказав традиционные сэндвичи кубана и кофе. Но кофе оказался жидким и невкусным. «Мне кажется, – сказал я, – это кофе уже кто-то пил до нас». Она засмеялась: «Время такое. Приглашаю вас на настоящий кубинский кофе».
Она жила недалеко. Маленькая уютная квартира с балконом, на котором много горшков с кактусами. Я вытащил из «дипломата» бутылку «Ронрико» и печенье. А она приготовила настоящий кубинский кофе, густой как мед. О чем говорили и как понимали друг друга, не помню, но в результате я опоздал на вечерний катер.
Так я познакомился с Хуанитой. Если кто помнит фильм «Рабыня Изаура», то это ее портрет. Хуанита была очень скромна и ничего у меня не просила, но я всегда что- то ей дарил. Она всплескивала руками и говорила: «Грасьяс, капитано Мигель!»
Но все имеет свой конец, как и рейсы на солнечный остров. Близился сезон ураганов и нас срочно поставили под разгрузку. Через два дня мы уходили. Начались ливни с ветром –предвестник урагана. Вечером я пришел попрощаться. «Провожать не пойду, – сказала она и заплакала. Путая английский с испанским сказала: «Помнишь, мы смотрели «Юнона и Авось»? Это про нас». – «Но у меня контракт еще на два рейса», – сказал я. – «Нет, я тебя больше не увижу».
На рассвете мы покинули Гавану. Я долго не уходил с мостика, пока за кормой не скрылась набережная Маликон. Тихо закралась мысль: уйти на пенсию и жить на Кубе. Это уже позже, вспоминая о том времени, написались строчки:
Познакомился на Кубе
я с креолкой молодой
и от губ ее вишневых
потерял покой.
Ах, тропические ночи,
шепот без умолка,
я в объятиях растаял
молодой креолки…
Это был мой последний рейс на грузовом судне(фрахтере). Меня перевели на контейнеровоз. С постройкой этого типа судов судовладельцы получили огромную выгоду – минимальные стоянки 3-5 суток и быстрый оборот. Любое грузовое или пассажирское судно дает прибыль только если оно в движении.
Я подписал второй контракт с немецкой компанией. На время стоянки я имел право жить в гостинице, но судовладелец предложил мне служебную квартиру «сингл-рум» на Мольтке-штрассе в Гамбурге. Почти все рейсы замыкались на этот порт с огромным терминалом. С приходом капитану и экипажу вручали рекомендательную программу для отдыха. Так я познакомился со златоглавой Эльзой – менеджером сервиса. Когда я заказал билет на концерт симфонического оркестра под управлением Рождественского, она посмотрела на меня, как на инопланетянина: «Обычно все просят билеты в «Ганза- театр варьете» или «Рипербан-шоу» со стриптизом, симфоническую музыку мне заказывают впервые». – «А вы когда–нибудь слушали «Голубую рапсодию» Гершвина?» –спросил я. – «Нет». – «Так я вас приглашаю». – «Что вы, что вы, это дорого», – смутилась она. – «Я не обеднею, но зато взамен буду совершенствовать свой немецкий». – «Яволь» – ответила она.
После концерта Эльза долго молчала. Потом мы зашли в кафе. Я узнал, что у нее двадцатилетний сын, муж-швед уехал и оставил ее с пятилетним сыном.
Я не поверил, настолько она молодо выглядела –ни одной морщинки, минимум косметики. Думаю, она была моложе меня лет на пятнадцать или больше.
Каждый вечер мы куда-нибудь ходили и заканчивали неизменным кафе возле ее дома.
Контейнеровоз – это трамвай – все расписано, и мы к этому приспособились. А сблизил нас балет «Щелкунчик». Однажды я я купил миниатюрный томик «Сказки Гофмана» и спросил Эльзу, что она знает об Эрнсте Гофмане. К моему удивлению – ничего. Тогда я дал ей прочитать «Щелкунчик и Мышиный Король». А когда мы посетили балет, она была в восторге. Балет кончился поздно, и я пригласил ее к себе. Она позвонила сыну, что задержится. «Мне стыдно, но меня тянет к вам, вы живете в другом мире» – сказала она.
Я открывал дверь в свой «сингл рум» через гараж, избегая любопытных секюрити.
Она исчезала на рассвете, словно растворялась в густом гамбургском тумане.
Однажды раздался стук в дверь. Вошла пожилая дама с лицом Эльзы. Я предложил ей сесть, но она отказалась. «Герр капитейн, я думаю, вы догадались, что я мать Эльзы. Пожалуйста, оставьте мою дочь в покое. Ей еще надо устроить свою жизнь, а вы здесь временный, надеюсь, на ваше благоразумие и простите за резкость. У вас, наверное, тоже есть дети. Битте, их фраге дих алс муттер».
Я передал наш разговор Эльзе. «Я уже имела с ней разговор и успокоила ее. Все равно у тебя кончается контракт, значит будет антракт и все решается само собой: я на тебя никаких планов не делала. Спасибо за все».
А тут насела моя дочь: хватит плавать, пора пожить среди детей и внуков, как все нормальные люди. Я все взвесил, тем более, что действительно устал. Больше я контракт не продлевал, хотя мне дали три месяца на обдумывание. И улетел к дочери в Чикаго.
Здесь я встретил свою вторую жену и любовь. Она была моложе меня на пятнадцать лет. Но нам это не мешало.
Однажды я прочел объявление: в Милуоки требуется дипломированный судоводитель для работы линейным лоцманом, но жена категорически заявила: «Или я, или твои пароходы. Хочешь океан – переедем во Флориду.» Я хотел океан, и мы переехали в Майами.
Здесь на южном берегу Атлантики я впервые попробовал рассказать о своей жизни публично и нашел благодарных читателей. Здесь я прожил со второй любовью более двадцати счастливых лет. Как видите, я не дотянул до Кубы совсем немного. 90 миль.
Обрывки строк и хаос мыслей
приходят мне в ночной тиши,
и две любви, две разных жизни
легли на мой алтарь судьбы.
[divider]
Стихи автора.
Фото Александра Росина, журнал «Флорида-RUS».