Александр Росин
главный редактор
Разве можно по-настоящему оценить красоту мира,
если сомневаешься, имеет ли он право на существование?
Кадзуо Исигуро «Художник зыбкого мира».
Хорошая песенка – глупая песенка!
Поднялся рассвет над крышей, человек из дома вышел. Поглядеть на жизнь поближе вздумал с утра.
Помню, что пел Хиль, а кто авторы не нашел. Композитор, наверное, кто-то из ленинградцев – Колкер, Кальварский, Пожлаков…
А, вот, нашел! Музыка Пожлакова, текст Маграчева. Хорошая песенка. Давно заметил, чем глупее, тем лучше.
Фото Александра Росина, журнал «Флорида-RUS».
А была ли Франция?
Чеслав Милош:
Мне стыдно за мой западный снобизм, но так уж я был воспитан. Те два раза, что я жил в Париже, подорвали мой образ Франции как страны литературы и искусства и укрепили другой образ — страны, где считают каждый грош…
…Неужели нужно согласиться с мнением (француза), что Франция была бы чудесной страной, если бы не французы? Моя травма отверженности, благодарность за всё, что дала мне французская культура, признательность нескольким людям, привязанность к некоторым парижским улицам и пейзажам — всё это привело к тому, что у меня двойственное отношение к этой стране.
Так проходит мирская слава
Донатас Банионис:
Я тут был по своим стариковским делам в собесе, так меня спрашивают:
– Скажите, как ваша фамилия?
Я отвечаю:
– Банионис.
– Подскажите, как правильно пишется? – уточняют у меня. – Чем занимались до пенсии, какой у вас был род занятий?
Такие вот пришли времена.
Как сказал Ляо-Цзы…
Вчера, когда я утром нагуливал по пляжу свои обычные мили, над океаном пролетело множество пеликанов.
И лишь один пеликан все время сидел на воде. Я шел на север, в сторону Халландейла, он сидел. Потом я развернулся и пошел на юг, в сторону Майами, но он продолжал сидеть. “Может быть, он, как тот китаец, ждет у реки труп врага?” – лениво подумал я. Но тут же отбросил эту мысль, потому что знаю, что пеликаны не злые и врагов у них нет. Но китайская версия мне понравилась и, вернувшись домой, заглянул к Лао-цзы. И нашел! “Когда человек(пеликан – А.Р.) дойдет до неделания, то нет того, что бы не было сделано”.
Фото Александра Росина, журнал «Флорида-RUS».
Зачем копить деньги?
Нет, братцы, вы, как хотите, но не любить Хармса нельзя. Вот ведь, казалось бы, обычное письмо другу, а сколько в нем ума, иронии, самоиронии и тонкого юмора!
Письмо Даниила Хармса — Александру Введенскому
Дорогой Александр Иванович,
Я слышал, что ты копишь деньги и скопил уже тридцать пять тысяч. К чему? Зачем копить деньги? Почему не поделиться тем, что ты имеешь, с теми, которые не имеют даже совершенно лишней пары брюк? Ведь, что такое деньги? Я изучал этот вопрос. У меня есть фотографии самых ходовых денежных знаков: в рубль, в три, в четыре и даже в пять рублей достоинством. Я слыхал о денежных знаках, которые содержут в себе разом до 30–ти рублей! Но копить их, зачем? Ведь я не коллекционер. Я всегда презирал коллекционеров, которые собирают марки, пёрышки, пуговки, луковки и т. д. Это глупые, тупые и суеверные люди. Я знаю, например, что так называемые «нумизматы», это те, которые копят деньги, имеют суеверный обычай класть их, как бы ты думал куда? Не в стол, не в шкатулку а… на книжки! Как тебе это нравится? А ведь можно взять деньги, пойти с ними в магазин и обменять, ну скажем, на суп (это такая пища), или на соус кефаль (это тоже вроде хлеба). Нет, Александр Иванович, ты почти такой же нетупой человек, как и я, а копишь деньги и не меняешь их на разные другие вещи. Прости, дорогой Александр Иванович, но это не умно! Ты просто поглупел, живя в этой провинции. Ведь должно быть не с кем даже поговорить. Посылаю тебе свой портрет, чтобы ты мог хотя бы видеть перед собой умное, развитое, интеллигентное и прекрасное лицо.
Твой друг Даниил Хармс, 1930г.
Израильский характер еврейского писателя
Этгар Керет:
Я думаю, что успех израильских стартапов связан с нашей способностью со всем спорить. Обычно, когда человек получает работу, он сидит и делает ее. Но когда работу получает израильтянин, он начинает задавать вопросы: «Слушай, а почему вы это так делаете? Может, лучше делать вот так, и получится быстрее?» Израильтяне всегда проверяют границы — как далеко он может зайти, пока его не уволят, сколько он может давить на тебя, пока ты, наконец, не пожалуешься. Нужна хуцпа — наглость, чтобы продвигать новые идеи, раздвигать границы, просить денег у спонсоров и бороться за них. В области инноваций израильский характер дает множество преимуществ. Проблема в том, что нам нравится перепридумывать, но мы не умеем поддерживать. Знаете, в музыкальных альбомах или в сериалах бывает трек или эпизод, который сильно выбивается из общей канвы, — типа эпизод глазами собаки или что-нибудь в этом духе. Так вот, то, как думает большинство израильтян, — это такой странный эксцентричный эпизод. В Москве если вы стоите в очереди и кто-нибудь пытается пролезть вперед, ему говорят: «Иди на место». В Израиле все пытаются пролезть вперед, а если кто-то стоит и спокойно ждет своей очереди, про него думают: «Это, наверное, турист».
Про меня недавно два голландца снимали кино. И они мне объяснили, в чем гениальность голландского устройства общества. Они умудрились создать общество, в котором трение между людьми минимально. Все легко — можно прожить всю жизнь без необходимости вступать с кем-либо в конфликт. Так вот, израильское общество устроено ровно противоположным образом. Здесь день нельзя прожить без конфронтации — хотя это вовсе не всегда негативный опыт. Например, однажды в молодости я ехал в такси — у меня тогда были очень длинные волосы — и таксист меня спрашивает: «Чего у тебя такие длинные волосы?» «Мне так нравится» «Ну я понимаю, что тебе так нравится. Но это что значит? Ты гей или что?» Я говорю: «Нет, не гей». «А хочешь я познакомлю тебя с классной девушкой?» — и стал мне показывать фотографии своей племянницы: «Ей 23, не знаю, почему она еще не замужем. Ты можешь постричься перед свиданием. А можешь и не стричься — она не станет возражать». В Израиле невозможно сохранять дистанцию. Очень часто бывает, что уже чуть ли не до драки дошло — а минутой позже человек тебе половинку сэндвича отдает: «Ты обязан это попробовать, моя жена делает лучшие сэндвичи в Израиле!»
Самокопание, сомнения, критический взгляд на вещи — это части нашей культуры. Эйнштейн был прекрасно знаком с физикой Ньютона, но решил: «Да-да, это все прекрасно… Но возможно, есть что-то еще». Так же и Тору изучают в парах — мы учимся через спор, сомнения и вопросы. Например, христианские святые славятся своей покорностью Богу. Еврейские герои Библии известны тем, что спорили со всеми вокруг, включая Господа Бога. Бог сказал Ионе: «Иди в Ниневию», а Иона ответил: «Отвали, я еду в Фарсис». Моисей спорил с Богом, Авраам говорил Богу: «Эй, не надо разрушать Содом!» Полемика и спор — это базовые идеи нашей культуры. И еврейскость — гораздо более широкое понятие, чем вопрос, веришь ты в Бога или нет.
Анатолий Гаврилов. Песня о родине.
В его стихах чувствуется любовь к родному краю.
В его стихах чувствуется не очень глубокая любовь к родному краю.
В его стихах почти нет любви к родному краю.
В его стихах ни слова о родном крае.
Только вьюга, фонарь да аптека.
Фото Александра Росина, журнал «Флорида-RUS».
Зачем читать художнику?
Антон Чехов об Иване Айвазовском:
«Недалек, но натура сложная и достойная внимания. В себе одном он совмещает и генерала, и архиерея, и художника, и армянина, и наивного деда, и Отелло.
Женат на молодой и очень красивой женщине, которую держит в ежах. Знаком с султанами, шахами и эмирами. Писал вместе с Глинкой «Руслана и Людмилу». Был приятелем Пушкина, но Пушкина не читал. В своей жизни он не прочел ни одной книги. Когда ему предлагают читать, он говорит: «Зачем мне читать, если у меня есть свои мнения?»
Довлатов: «Ад – это мы сами»
Всех интересует, почему Дмитрий Быков не любит Сергея Довлатова.
Да все по тому же, почему Наум Коржавин не любит Иосифа Бродского.
— А Коржавин? (спросила Бродского в интервью 1972 года Элизабет Маркштейн, Вена)
— Ну, по-моему, плохой поэт. Совсем плохой. Ну, то есть, у него очень хорошая ориентация и хорошие политические мнения, все как полагается. И, может быть, даже вкус, он любит хороших поэтов, но писать он сам… Но это с моей точки зрения, вы знаете, только с моей.
Дмитрий Быков не дурак, он понимает, что ироничный Довлатов, будь он жив, прошелся бы катком по его прозе. И делает встречный ход. Вернее, выпад.
Дмитрий Быков: «…Довлатова можно почитывать, лежа в гамаке, на верхней полке либо на пляжном полотенце. Читатель, конечно, нипочем не отдаст своего главного наслаждения — слезной радости от самоидентификации, от ненавязчивого отождествления с героями Довлатова, у которых не бывает ни подлинных трагедий, ни захватывающих радостей, ни интеллектуальных озарений… Довлатов, в принципе, безвреден, поскольку утоляет потребность обывателя в высоком».
Ниже – другая цитата. На этот раз уже не Быкова, а Бродского, которую приводит Петр Вайль. И это вовсе не ответ Дмитрию Быкову. Тем более, что ни Вайля, ни Довлатова, ни Бродского уже нет. И, выходит, защитить их от оскорбительных нападок некому. Хотя, они ни при жизни и уж тем более после смерти не нуждались ни в чьей защите. А цитату привожу, просто, к сведению.
Петр Вайль: «Мне дважды приходилось слышать от Бродского признания в том, что Довлатов — единственный русский прозаик, которого он дочитывает до конца, не откладывая».
На фоне великих имен неловко встревать со своими пятью копейками. Но встрять охота, тем более, что для ответа Быкову я использую слова самого Сергея Довлатова: «Разумеется, я не Солженицын. Разве это лишает меня права на существование? Да и книги наши совершенно разные. Солженицын описывает политические лагеря. Я – уголовные. Солженицын был заключенным. Я – надзирателем. По Солженицыну лагерь – это ад, я же думаю, что ад – это мы сами…»
Лучшая шутка месяца
Эту шутку мы позаимствовали у писателя Татьяны Левченко:
«Когда мне нужно принять какое-то решение, я думаю: «А что бы сделал кот на моем месте»? И сплю дальше».
По-моему, замечательно. И раз уж мы заговорили о кошках, как не вспомнить трех самых знаменитых американских писателей-кошатников: Марка Твена, Эрнеста Хемингуэя и Иосифа Бродского?
Марк Твен:
«Если бы человек мог быть скрещен с котом, это улучшило бы человека, но ухудшило бы кота».
Эрнест Хемингуэй:
«Кошка абсолютно искренна: человеческие существа по тем или иным причинам могут скрывать свои чувства, но кошка – никогда».
Иосиф Бродский:
«Я, как кот. Когда мне что-то нравится, я к этому принюхиваюсь и облизываюсь… Вот, смотрите, коту совершенно наплевать, существует ли общество «Память». Или отдел пропаганды в ЦК КПСС. Так же, впрочем, ему безразличен президент США, его наличие или отсутствие. Чем я хуже кота?»
Фото Александра Росина, журнал «Флорида-RUS».