Календарь «Флориды» К. Рамсеев-Убыхов «Февраль. Достать чернил и плакать»? Гость редакции Екатерина Томкавич Учитель движения Авторская рубрика Кастусь Северинец За окном Новое имя Николай Еремин Куба – любовь моя! Руслит Ашот Аршакян Два рассказа Новое имя Алена Чурбанова Машина времени Евгений Никитин Многоточие Евгений Имиш Когда Прасковья умерла… Новое имя Олег Совин Переправа Пародист представляет…
– Нет! Радоваться и развлекаться!
Календарь концертов и развлечений на февраль 2012 года
Broward Art Center
Willie Nelson and Family
Au-Rene Theater
February 7
Willie Nelson is an American country music icon. See this living legend live on stage as he takes to the road and showcases his musical mastery right here in South Florida!
Екатерина Томкавич
Поводом для встречи с профессором Эдуардом Розинским послужил выход в свет его новой книги «Основы сценического движения». В ней – опыт всей жизни одного из крупнейших специалистов в области пантомимы и сценического движения.
Сегодня Эдуард Розинский гость нашего журнала.
ДОРОЖНЫЕ ТАРЫ-БАРЫ
В жарком купе пассажирского поезда Полоцк-Гомель две дамы критического возраста пытаются понравиться рослому, широкоплечему мужчине, вальяжно расположившемуся напротив. Он – россиянин, откуда с Севера, они – белоруски, гомельчанки.
Хотят произвести впечатление на попутчика методом от противного:
– Ой, ну, наши мужики совсем измельчали: здыхлики, немытые, небритые, – брезгливо морщится одна, явно намекая на предпочтительность собеседника.
Певец Михаил Победоносцев лежал на операционном столе и протяжно декламировал:
– Стой, певец! Стой, родимый, куда ты?
У тебя ж – аденома простаты!..
Хирург Виктор Дегтярёв старательно мыл руки по методу Спасокукоцкого-Кочергина. Ассистент-анестезиолог готовился к проведению пациенту спинно-мозговой пункции. Операционная сестра Машенька раскладывала стерильный инструментарий.
00:00
Любимов не носил наручных часов со стрелками. Чаще всего он видел текущее время на экране мобильного телефона. Он обожал случайные моменты, когда цифры, обозначающие час, совпадали с цифрами, обозначающими минуту. У Любимова появлялось ощущение выигрыша в глобальном и бескорыстном временном казино. Если рядом находился знакомый человек, Любимов предъявлял в доказательство телефон и свидетельствовал: «Посмотрите: 11 часов – 11 минут!»
Евгений Никитин
Алена Чурбанова
Когда я был ребенком, я хотел построить машину времени. Тогда я еще ничего не знал о времени, кроме того, что оно движется очень медленно. Время не давало мне взрослеть: каждый день был как год.
Впрочем, я был незнаком не только с природой времени: я не имел ни малейшего понятия ни о чем. И одновременно, я знал всё обо всем. Я мог ответить на любой вопрос, и был глубоко прав, пусть не на первый взгляд. Однажды меня спросили, что нужно, чтобы построить машину времени. Я ответил: «Вдохновение». Сегодня это ни за что не пришло бы мне в голову. Определенно, я поглупел.
Когда Прасковья умерла, Василий Фомич был уверен, что и недели не протянет. Семьдесят лет вместе, шутка ли. В деревне не осталось уж никого, кто бы помнил их молодыми. Сам Василий Фомич таких случаев не знал, а если и слышал нечто подобное, то известно было – следом уходили люди, друг за другом, муж – за женою, жена – за мужем. Оттого, похоронив Прасковью, стал Василий Фомич спокойно ожидать смерти.
Помолившись, двинулись в путь. Дорога предстояла тяжeлая и долгая. Рассчитывали доехать до паромной переправы засветло, поэтому молились по сокращeнной программе:
« Господи, прости мя!»
«Мя!» – обязательно. Красиво! И звучит по-церковнославянски. А церковнославянский язык, хоть и мeртвый, но Богу приятный. Слушаешь его, как лепет ручья и стрeкот листвы, чувствуешь мягкую напевность и ничего не понимаешь, точно Дарвин в теории эволюции: знаешь – о чeм, не знаешь – для чего и путаешься в деталях.
Я сложно – не могу, а просто – страшновато:
Как примитивна жизнь, и женщина, и стих!
Ты – белый человек, я – чукча, Гайавата,
Мне до утра плутать в метафорах твоих.
Наталья Николенкова
Писать стихи теперь – такой напряг для мозга,
А жизнь, куда ни глянь – повсюду примитив,
И я пишу стихи, как чукча-эскимоска,
В метафорах плутать – не тундру перейти.
Читайте, то, что есть – и я не виновата,
А пародистам всем поведаю одно:
Я сложно – не могу, а просто – страшновато,
А чтобы не писать – так это не дано.
Араб, швыряющий на чашу весов пару лимонов или пучок спаржи, не просто продает товар.
Еврей, сефард по происхождению, кстати, тоже.
Восточный базар – это театр, а не просто какое-то там купи-продай. Иногда – театр военных действий.
Шук – это живопись, анимация, графика. Это шарж, гротеск, – от тонкого росчерка до жирного мазка.
Чего стоит плывущая вдоль рядов русская красавица, тургеневская девушка не первой и, увы, не второй, свежести.
В «Иллюзионе»
В «Иллюзионе» – где еще в советские времена можно было посмотреть старые, классические фильмы? – в нестрашной, уютной яме кинозала замирал счастливо, впитывая сок чужих жизней; сок, расширявший пределы твоего мировосприятия.
Кабинет доктора Калигари не пугал, а вампир Носферату казался забавным.
Около «Иллюзиона» скверик, крытый бронзовой охрой осенней листвы, а очередь за билетами бывало вылезала из тяжелых с зеркальными стеклами дверей. Шныряли предприимчивые спекулянты.
Публикуем с продолжением. Начало в #10(94)-2008г.
Вся эта серия уже давно представляет собой памятник исчезающей эпохи и культуры, смешной и страшной, наивной и гордой, унизительной и возвышенной. Что это было?… А вот послушайте-ка.
Одна и ветвей моего рода – прибалты. Мистическое чувство родового места указывает мне на Кенигсберг, хотя дед и бабка жили в Риге, бабка – из Витебска, а в Литве есть местечко по имени Левинтай. Но что заставляло мою самую разную родню уже в наши дни оседать в Кенигсберге? Что заставляет всех нас считать Куршскую косу лучшим побережьем? Что толкает меня в бок и за сердце при одном упоминании этих мест и не позволяет запоминать оккупационную топонимику Восточной Пруссии?
