Ежемесячный Журнал
Долгое время Андрей Мартынов работал наладчиком – пытался наладить свою жизнь. А я стремился ему помочь.
У меня свой метод: стоит мне кому-то посочувствовать, у того со временем все меняется к лучшему. Не раз такое было. Начинаю я, допустим, переживать за человека, у которого мало денег или которого девушки не любят. Максимум – полгода, и он – в катастрофическом порядке! Про меня, естественно, сразу забывает, но все равно радостно.
Алексей Зайцев
1.
Сегодня утром я нечаянно проглотил горсть тумана. Туман плыл по улице, и я дышал им также как и все остальные прохожие, но вдруг почувствовал, что проглотил его. Жестким комом он прошелся по моему горлу, а потом растекся по телу. Вначале я не видел в этом ничего страшного, и даже почти не обратил на него внимания, однако вскоре он поднялся к голове и захватил мой мозг. Мысли мои стали путаными, движения нескоординированными, речь сбивчивой.
ФлоридаКон-2011 Алексей Ряскин Из воспоминаний господина Ч. ФлоридаКон-2011 Игорь Фунт Ты за что сидел? За Родину! ФлоридаКон-2011 Николай Еремин Альтернативный метод стихосложения ФлоридаКон-2011 Наталья Крофтс Индонезия Руслит Ирина Батакова Бульон для божича Новое имя Евгений Имиш Куда уж чудесней Имя собственное Оганес Мартиросян Август, Сентябрь, Август Былое и думы Игорь Поливанов Бремя вины ФлоридаКон-2011 Валерий…
Алексей Ряскин
Ей было, кажется, двадцать или что-то около того. Не помню уже, считал ли я ее красивой или нет. Впрочем, как это было не важно тогда, так это не важно и сейчас.
Познакомились мы в лесу, за техникумом. Я сидел на поваленном дереве, пил пиво и смотрел по сторонам. Лес был горд и угрюм и смотрел на меня презрительно, свысока. Я был сутул и жалок и смотрел на лес равнодушно.
Игорь Фунт
–– Скажите, а после Афганистана, после того, как ушли в запас, вы чем занимались?
–– Да особо ничем… –– Ему явно было неловко перед микрофоном журналиста.
–– То есть, геройское время службы сменилось рабочими буднями?
–– Ну, какое там геройство? Служба как служба. Жив остался –– и ладно…
– Ты помнишь чудное мгновенье? Перед тобой явился я – Как мимолeтное виденье, Как гений инобытия…- прочитал поэт Антон Новиков поэтессе Ирине Примеровой.
– Помню, помню, – сказала Ирина. – Я стояла на отвесной скале над Енисеем, а ты подошeл сзади и обхватил меня, и повернул к себе лицом, и поцеловал, и сказал, что если я сейчас же не стану твоей, то ты меня сбросишь со скалы…
Наталья Крофтс
Пожухлые листья чуть раскачиваются под тонкими, почти неуловимыми пальцами ветра, пробегающими – как пианист по клавишам – по древним ветвям. Тихо в старом дворике полузабытого индонезийского дворца. По облупленной стене пробирается муха, в надежде убежать от двигающегося палящего луча. Но лететь ей лень.
Жарко.
Он так не хотел расти, что я испугалась — а вдруг и правда не вырастет? Он ведь такой, он мог бы. Сказал — и сделал. Поначалу он таился в своем намерении, никто ничего не замечал, подумаешь — слабый аппетит, я тоже не любила есть, все эти наставления: «жуй хорошенько, а то не вырастешь» — его осенило, он нашел для себя простое решение — отказался от пищи. Странный каприз — остаться маленьким — его тайным замыслом стала победа над временем, кто бы мог подумать…
(из цикла зарисовок «Московское время Саратов»)
Зима это. Саратов.
Я всегда сюда лечу на зиму. Как свихнувшаяся птица. Из тепла – в холод.
На этот раз я живу на улице Пушкина, что параллельна проспекту Кирова. Самый центр города. Вековой одноэтажный домик, некогда частный, а ныне причудливо разделенный на квартиры с перепутавшимся коммунальным хозяйством. Ну, например, в предбанничке моей двухкомнатной квартиры стоит плита, на которой я единолично готовлю. И туалет. Который почему-то вынужден делить с соседями…
На седьмой день бог решил отдохнуть. И началась война. Взобравшись на холмы, я увидел мир таким, каким он себя не видел.
Палач – самая верная копия времени: оно или пытает, а после казнит, или сразу казнит. Это к вопросу о мире.
Въехав в Ахалцихе, первое, что отец заметил, армянская церковь разрушена, на ее месте стояла, доедая остатки, грузинская. Перед ней восседала Тамара. Памятник Абовяну исчез. Друг с другом люди говорят на армянском и грузинском, изредка – по-русски.
Я и сейчас, прожив жизнь, не знаю, как понимать пословицу «под лежачий камень вода не течет» – хорошо это или плохо? Хорошо ли это для камня, если он назло всем стихиям, полеживает всегда сухонький, или все же лучше для него время от времени освежиться, приняв ванну? Какой смысл содержится в данном случае в слове «вода»? Если это всевозможные бедствия, несчастья, скорби, то конечно, человек, живущий оседло в своем доме-крепости, гораздо более защищен от всяких бед и напастей чем тот, кто пускается в плаванье по морям-океанам, летит в самолете или другим каким-либо способом пускается в дорогу, покинув насиженное место.
Валерий Цуркан
Сборник стихов Симонова лежал на книжной полке как бы мeртвым грузом. Лежал днeм и ночью. Лежал зимой и летом. Лежал почти Вечность. Было тихо – никто не обращал на него внимания. Были шумные праздники – никто на него не смотрел. Лежал как бы целую Вечность.
Отрывок из метафорического романа
Память о невинно погибших, тела которых забетонированы в фундамент тоталитарных государств, сближает людей друг с другом гораздо больше, чем риторические требования скорейшего перехода этих государств к демократии.
Вместо эпиграфа
Об истории происхождения метаметафорического романа
Вместо предисловия
Читая мои размышления, напрасно читатель будет искать аналогии с ситуациями, происходящими в конкретных странах – они не имеют отношения к отдельно взятой стране или личности. За мою жизнь мне удалось побывать в десятках государств с тоталитарным режимом правления, а в некоторых из них и жить по несколько лет и месяцев, говорить и дружить с людьми, которым на плечах своих приходится выносить все тяготы бытия под гнетом властвующего самодура.
Сергей Холодов
Навоз привезли в субботу утром. Проезда на огород у Безуховых не было, и коровье дерьмо вывалили прямо у входа в дом.
На улицу сразу же выбежали ребятишки. Вслед за ними вышла Наташа. Не обращая внимания на свирепствующий в воздухе запах, дети начали весело прыгать вокруг медленно растекающейся жижицы. А у Наташи вид нежданно свалившегося на их семью счастья, непроизвольно вызвал слезу.
ФлоридаКон-2011 Боря Ройтблат Клиент ФлоридаКон-2011 Алексей Караковский Комаровская пристань ФлоридаКон-2011 Эрнест Стефанович «Куда билет?» ФлоридаКон-2011 Сергей Маслобоев «Коня на скаку остановит…» ФлоридаКон-2011 Татьяна Эйснер Только живи Memory Таня Лоскутова Лублу ФлоридаКон-2011 Игорь Кудрявцев За хлебом Мистика Александр Балтин Странное происшествие Руслит Айдар Сахибзадинов Забор Новое имя Владимир Щербинин Сибирские истории Книги наших авторов Семь футов…
Боря Ройтблат
1.
Поздравим Семена, посочувствуем Семену: он стал бизнесменом.
Он стал хозяином химчистки.
Утром – это был первый день – он стоял посреди заведения и ждал клиентов. Рядом с ним стояли десять бутылок секта и бокалы. Сотрудница сидела в подсобке: ждала, когда начнут приносить вещи. Клиенты не спешили. Семен стоял, шампанское стояло, клиенты шли, но – мимо.
Семен ждал первого клиента.
Комаров утомился на работе и, придя вечером домой, уснул в чeм был — в костюме, галстуке и даже ботинках. Снится Комарову большая белая улица, по сторонам — большие белые дома, и спускается эта улица прямо к большой белой набережной. Снится Комарову подле набережной большая синяя река необычайной красоты, и у реки — белая пристань.
Эрнест Стефанович
Железнодорожный билет возбуждает
больше надежд, чем лотерейный.
Поль Моран
– Мне бы, девушка, до Ошмян доехать…
– Я не девушка. Но не возражаю, – окошко кассы захлопнулось.
Шустрый дедок оглянулся, крутанулся на месте, решился постучать.
– Мне, внучка, один общий.
– Что – общий, какой такой?
– Билет. До станции Ошмяны. Я там живу.
Сергей Маслобоев
Почему-то в России принято считать, что бардак может твориться только у нас. Ага! Как бы не так. За границей его тоже хватает. Только там бардак другой. Заграничный.
Как писал Виктор Конецкий: «Ремонт – не действие. Это – состояние. Его нельзя закончить. Из ремонта можно только выйти». Вот и мы, наконец, вышли из этого жуткого состояния. И, чтобы как-то проститься со славным городом Антверпеном, шумной толпой завалились в кабак.
В тундре погибель на каждом шагу тебя поджидает. Ну, не тебя, так соседа твоего. Сколько смертей охотников, рыбаков, их жeн и детей за свою недолгую жизнь довелось Женьке перевидать – не приведи Господь! И когда в посeлке жила, и когда с мужем в тундру перебрались. Вот, вроде, вчера, звонким октябрьским днeм, Матвеич в гости приезжал, хохмил, чай пил, пошвыркивал (зубы у него давно ветром унесло), а сегодня кричит по связи его напарник:
– Борт надо! Милицию из города вызывайте, Матвеич застрелился!
Вы знаете, они целовались везде. На улице, в метро, в очередях. Да, представьте, и в очередях они бывали. Они так хотели пожить настоящей советской жизнью, так хотели почувствовать себя на нашем месте, все просили ничего особенного для них не готовить. Но мы, конечно, старались, готовили.
Она ела практически все. Пока не обнаруживала в середине стола банку с черной икрой. Тогда бросалась на нее, как на амбразуру, ставила перед собой и ела ложкой. Мы провожали банку глазами, думали, каких усилий стоило достать ее, и радовались, что усилия не пропали даром.
Игорь Кудрявцев
– Спит?
– Спит. Укачало.
– Сын, наверное?
– Ага… сын.
– А у меня две девки: двенадцать и девятнадцать. От старшей еду. Вы-то, домой – или из дома?
– Мы – за хлебом… в Ростов…
Был хмурый осенний день. Над голыми деревьями, исчертившими воздух зловещим пунктиром, над суммою крыш, окутанных моросью, громоздился массивный собор. Острый шпиль прокалывал белесое небо; и из каждого переулка, из каждой арки, из каждого кафе виднелось это серою острие, этот символ городской древности, растиражированный сотнями открыток и путеводителей. Было нечто мистическое в его всеприсутствии, в его равносильной означенности – как с самых далеких углов нижнего города, так и здесь на возвышенности, обнесенной замшелой стеной.
Раиса Корюхина получала квартиру в новом доме. При том оставила за собой приусадебный участок на старом месте. Этим был крепко обижен Чапурин Васька, который жался в узком дворе и намеревался с переездом соседки отрезать от ее соток хоть метра три в ширину для себя.
На днях зашел к своему знакомому Николаю, что живет в части деревянного дома со своей женой Нэляшей.
День был по-весеннему теплый, хотя до Нового года оставалось не более десяти дней.
Во дворе залаяли собаки, оповещая, что пришел еще один гость.
В комнатёнку вошел небольшой старик-бурят лет семидесяти, в очках. Обращало на себя внимание его пальто, сшитое из добротного армейского сукна. Из такой ткани в армии шьют шинели для офицеров.
Александр Росин
редактор
23 июня в Одессе в здании Всемирного Клуба Одесситов, что расположился на Маразлиевской угол Базарной состоялась презентация новой книги писателя Михаила Ландера “Паруса моего детства”, изданная одесским издательством «Optima». Поскольку Ландер не смог в этот раз покинуть Майами и приехать в Одессу, я на правах его редактора и друга попробую представить Вам Михаила Исааковича.
Read More “Семь футов под килем новой книге Михаила Ландера!” »
Тот, кто сжился с личной драмой,
Знает, бедный индивид,
Как хорейчик этот самый
Ближе к ночи веселит.
Александр Леонтьев
Не пугает мрак зловещий,
За окном не страшен вид.
Ведь хорейчик мой трепещет,
Просто душу веселит.
Не скажу я при девахе,
Но страдаю много дней,
Потому что амфибрахий
На пять буковок длинней.
ФлоридаКон-2011 Владимир Эйснер На семьдесят пятой ФлоридаКон-2011 Оганес Мартиросян Искусство смерти ФлоридаКон-2011 Олег Макоша Тётя Мотя Руслит Глэдис Абиева Американка Руслит Анна Голубкова Роман Новое имя Игорь Мызников За сеном Новое имя Сергей Криворотов Закройте люк! Руслит Платон Беседин Бесноватый Новое имя София Павлова Les Amants De Paris Стихия Феликс Чечик Стихи ФлоридаКон-2011 Руслан Тарба…
Полярный день на 75-ой параллели длится три месяца. Температура редко превышает плюс пять по Цельсию и поэтому нет комаров – благодать!
Но в тот августовский день температура воздуха стала быстро расти и вскоре достигла немыслимых для Арктики плюс 28 градусов.
Южный антициклон развивался так стремительно, что трещало в ушах и приходилось сглатывать, как при взлете самолета. Я скинул куртку и свитер и отправился на лодке к скалистому островку на юг от зимовья, чтобы приготовить там к зиме капканы на песца.
Настоящее, трепет, проходящий по верхушкам деревьев.
Поужинав, я начал есть арбуз. Крайне невкусный, он давался с трудом. Оставив его недоеденным, я пошел к себе. В комнате работал телевизор, сидела сестра. Смотрела «Дом 2», ела курицу. Чавкая и уставясь. Я ушел в ее комнату, сел за стол. Меня не было месяц.
Буду называть ее – Мотя.
Мотя самодеятельный художник и, как это часто бывает, очень оригинальный человек. Оригинальный до оторопи окружающих и обморока малочисленных родственников. Яркая бабочка на грязном снегу. Одета в оранжевую куртку, поверх куртки – фиолетовая шуба из искусственного меха, на голове – мохеровый платок. Невысокая, сама себя поперек шире. Обладательница мощного голоса. Вдруг исполняет партию князя Игоря. Или просто зычно хэкает на прохожих.